Так вышло, что на этих поминках особенное внимание уделялось именно Андрею, потому что именно он видел Сережу за несколько дней до смерти — до его суицида. Именно он выслушивал странные рассказы своего друга. И вот на каждом таком мероприятии или на каком‑нибудь празднике, где собирались знакомые и близкие Сергея, Андрей сидел всегда посередине и оказывался в центре внимания. Это выглядело как неформальная традиция. Кто‑нибудь якобы невзначай спрашивал его: "А правда, что Серега тебе что‑то странное рассказывал за несколько дней до смерти?" Андрей отвечал, потом народ якобы заинтересовывался беседой, и все заканчивалось одинаково: сидел Андрей, вокруг него народ, и он рассказывал историю заново, и все слушали, как будто в первый раз.
Несмотря на то, что Андрей рассказывал эту историю уже много раз, она и в самом деле была загадочная, поэтому ему и самому было интересно. Рассказывая, он все время как будто бы пытался что‑то понять, подчеркивая всякие мелочи, словно сыщик, который проговаривает вслух предполагаемые сюжеты преступления. Особенно интересно было слушать эту историю людям, которые не слышали ее, и тем более, которые не знали Андрея.
Сергей же был человеком очень нежным, чувственным, ранимым, абсолютно безобидным и даже в какой‑то степени слабым, как наивный ребенок. У него была идея фикс — найти смысл жизни. Он хотел четко и ясно дать определение: "Мой смысл жизни заключается в том‑то и том‑то". Но между тем сам всегда подшучивал над этой идей, говоря, что невозможно найти смысл жизни, потому что его нет. Есть только цели. Такую двоякую политику философии вел Сергей.
В 23 года он женился, и с женой, которую звали Светлана, поселился в трехкомнатной квартире. С таким расчетом, что скоро у них будут дети. Однако до детей дело не дошло из‑за каких‑то гинекологических проблем у Светланы.
Его это не особенно расстроило, он был оптимистом. Тогда он придумал очень необычное дело. Он полностью разгрузил третью комнату в своей квартире так, что она осталась совсем пустая. Только стены и потолок — и ничего больше. Закрыл ее на ключ и велел жене и всем гостям, которые приходили к нему периодически, никогда туда не входить. Он решил, что в эту комнату могут заходить только он и его жена, и только тогда, когда у них очень хорошее настроение, для того чтобы заряжать эту комнату положительной энергией. И это должно было продолжаться до времени, пока у них не появится ребенок. А затем в этой комнате, заряженной положительными эмоциями, будет жить их чадо. Ни один из близких, включая Светлану, не воспринял эту придумку нейтрально. Для всех это выглядело странно и как‑то необычно. С одной стороны, интересно, а с другой — отдает чем‑то психически нездоровым. Но Сергей не производил впечатления больного человека ни физически, ни психически, поэтому против никто не был, тем более, как говорится: хозяин — барин. Жена Сергея, правда, лишь изредка составляла ему компанию. Иногда они вместе заходили в эту комнату, порадованные чем‑либо. Спустя некоторое время Светлана так и не смогла воспринимать происходящее нормально и просто решила игнорировать этот момент.
Сережа не настаивал, и фактически 6 лет он проводил свой ритуал один. Ближе к смерти, Сергей стал очевидно чаще проводить время в этой комнате, Светлану это беспокоило, и она жаловалась друзьям своего мужа — Андрею и Максиму. Максим в то время был очень загружен работой, и контакт чаще всего с ним проходил только через телефон и СМСки. Андрей же находил время для того, чтобы периодически захаживать в гости.
В очередной раз, когда Андрей пришел к Сергею, тот как раз был в "светлой" комнате, так называл ее Сережа, и, со слов Светланы, сидел там уже три часа. Света налила чай и начала вполголоса жаловаться Андрею:
— Андрюш, меня это все очень беспокоит. Он постоянно сидит в этой комнате, последний месяц часами может там пропадать, затем выходит какой‑то безразличный, как будто узнал какую‑то трагичную новость. А несколько дней назад на меня так посмотрел обреченно… Может, я, конечно, утрирую, но у меня сложилось впечатление, как будто он меня в чем‑то обвиняет, правда, не говорит об этом. Я пытаюсь с ним говорить, спрашиваю все время, а он вообще какой‑то безэмоциональный. Ты же его больше меня знаешь, с детства, ты никогда не замечал в нем каких‑то психических отклонений, честно?
Андрей, слушая Свету, был искренне удивлен, потому что это действительно не похоже на того лучшего друга, с которым он знаком с детского садика. Он продолжил диалог так же полушепотом, слегка настороженно:
— Нет, Свет, не было с ним никогда ничего подобного…
Света перебила Андрея:
— Просто, если ты не хочешь говорить из‑за того, что он твой друг, то не бойся, я ничего не скажу, но мне правда важно знать, что происходит. Я боюсь за него… и, честно говоря, когда он выходит из комнаты, я даже боюсь за себя, — она покраснела, закончив фразу.
— Да нет! Я тебе клянусь, Свет, он здоровый человек. Я не знаю, что там происходит у него. Хочешь, я пойду посмотрю, постучусь к нему?
— Бесполезно, — будто ожидая предложения, быстро ответила Светлана, — он не реагирует. Просто давай посидим, подождем, я не хочу оставаться одна с ним. А когда он выйдет, может, ты с ним поговоришь?
— Да, давай. Мне самому интересно. Если все так, как ты говоришь, то это что‑то странное.
— Все так, — снова быстро ответила Светлана.
Они сидели на кухне практически молча и пытались прислушиваться к каждому звуку, чтобы предположить, чем занимается Сергей в своей "светлой" комнате. Только старания были напрасны, потому что в комнате было очень тихо, и они через некоторое время сошлись на предположении, что, может быть, он просто там спит.