Несуществующее настоящее (сборник) - Страница 35

— А изгнанные могут реабилитироваться впоследствии? Например, осознал человек и понял, что был не прав? Как с этим быть?

— Это редкие случаи, но они бывали. Для этого нужно писать прошение, затем посетить комиссию, которая определит, человек врет или в самом деле сожалеет. После этого принимается решение. Но это можно делать лишь через два года после изгнания.

— А почему именно через два?

— Чтобы человеком, особенно длительно прожившим у нас, не руководила банальная ностальгия. Чтобы его желание вернуться было искренним. Два года — достаточный срок, чтобы не испытывать сильной ностальгии, чтобы яркие воспоминания о стране стали тусклыми, чтобы отвыкнуть от привычного круга общения и т. д. Поэтому редко такие прошения подаются и еще реже людей возвращают. Почти всем изгнанным лучше живется за пределами страны, ведь там царит абсурд и идиотизм, а у нас этого нет. Потому изгнанным там легче и комфортнее.

— Давайте переключимся на другие тематики, — предложил Сергей. — Как у Вас дела с рабочими местами? Есть ли у вас нищие или бездомные?

— Бездомных нет. У нас много места для жилья. Население нашей страны небольшое, и рабочих мест хватает на всех. Что касается нищих, тоже нет в классическом понимании этого термина. Кто‑то живет богаче, кто‑то беднее, но никто не бедствует. Многие работают в соседних государствах. Мы, в свою очередь, тоже принимаем на работу из соседних стран. Что касается экономики, тут тоже все в порядке. У нас хорошо развито сельское хозяйство. Кроме того, у нас два огромных завода по производству медикаментов. Помните, я Вам говорил про бактериологическое оружие? Так вот, химиков, биологов и фармацевтов у нас много. И все они высшего уровня. Поэтому наши медицинские препараты, постоянно новые и качественные, идут нарасхват и пользуются спросом и у соседних государств, и у отдаленных.

— А вот скажите, Георгий Николаевич, — с темы на тему перескочил Сергей, — вы ведь принимаете людей, пусть с жестким отбором, но принимаете. Коренные жители рожают детей, дети — внуков и т. д. Страна у вас тем временем маленькая. Допустим, пройдет двести‑триста лет, и с учетом тех, кого вы изгоняете, все равно станет мало места для жизни. Что вы тогда будете делать? Кроме как оторвать кусок земли у соседей, вариантов других не будет, тогда как это будет вязаться с вашей миролюбивой философией?

— Ну, этот вопрос на данный момент теоретический. Как говорится, поживем — увидим. Одно могу сказать однозначно, ни у кого и ничего мы отбирать не станем. Мы попытаемся договориться, купить остров, землю, обменять территорию на знания, разработки и т. п. Мы попытаемся расширить территорию лишь за счет мирного договора. Но все же сейчас у нас места более чем достаточно. Что будет через триста лет, не известно. Может быть, соседняя страна решит на нас напасть, и нам придется ликвидировать их. Тогда проблем с территорией не будет. Может быть, соседняя страна обеднеет и сама предложит нам что‑то. Может, соседняя страна просто присоединится к нам. Кто знает, как будет? Триста лет — это слишком далеко.

— Ну, раз заговорили о других странах, то ведь, рано или поздно, ваши спрятанные бомбы найдут. Ведь техника не стоит на месте. Представьте, если найдут, что тогда?

— Правильный вопрос, — снова с улыбкой ответил Георгий Николаевич. — Вы верно сказали, техника не стоит на месте. Так ведь и мы не стоим на месте. Мир еще не знает об этом, но у меня как раз есть повод заявить. У нас уже как несколько лет есть оружие, которое может вызывать сильнейший торнадо в любой точке земного шара. Если кто‑то не верит, пусть назовет час и место, мы продемонстрируем. Разумеется, предлагаю выбрать необитаемый остров, во избежание жертв.

— Вы серьезно? — недоверчиво уточнил Сергей.

— Абсолютно, — уверенно ответил Георгий Николаевич. — Может быть, нам повезло, а может быть, Господь Бог поощрил нас за нашу идею, но, на наш взгляд, самые выдающиеся ученые или, во всяком случае, часть из них, поддерживают нашу идею и живут с нами.

— А как у вас устроено правительство. Вы сказали, что президентов сейчас четверо. Как это так?

— Изначально, когда государство образовывалось, были лидеры секты. А затем они просто стали президентами. Несколько голов ведь лучше одной. У нас есть нечто вроде депутатов. Со временем, когда кто‑то захочет уйти с поста по какой‑либо причине, мы будем выбирать замену и т. д.

— То есть все решения принимаете вы четверо?

— Да. А если точки зрения расходятся, то мы обсуждаем до тех пор, пока не решим вопрос.

— А если, например, Вы захотите избрать одного человека, другой — другого и т. д. Например, у всех четырех есть сыновья и все хороши в политике, а нужен лишь один, что тогда?

— Сергей, проблема всего мира в том, что весь мир и в том числе Вы, не можете понять одного — личная выгода будет лучше всего тогда, когда будет выгода всем. Вы мыслите рамками "вашего" мира. У нас же нет таких понятий, как "пропихнуть" своего сына или близкого. Если у нас у четырех будут сыновья, то они присоединяться к тем кандидатам, которые будут желать занять пост. После будет тщательный отбор и лишь после длительных обсуждений, взвесив все "за" и "против", после адекватной, разумной аргументации мы выберем того, кто будет лучше на данный период времени. Поймите же, наконец, жизнь нашего государства основана на разумности и адекватности. Тут никому не нужна личная выгода за счет чужого горя, здесь люди стремятся приобрести выгоду за счет выгоды окружающих. Такая модель государства и в принципе мышления не может прижиться в мире, наполненном, простите меня, дикарями и обезьяноподобными людьми. Именно поэтому мы вынуждены защищаться оружием.