Несуществующее настоящее (сборник) - Страница 41

Тогда я отнес пленника на дорогу и думал, что сейчас он пойдет и с ним все будет хорошо. Но он падал, я поддерживал его руками и снова ставил, но он снова падал. Я повторял эти попытки бесконечно долго, умаляя его и извиняясь. Я говорил ему: "Пожалуйста, иди, пожалуйста. Прости меня. Умоляю тебя, оживи, я умоляю тебя". Но это все было бесполезно. Он не мог стоять, он все время падал. И в один момент он просто перестал шевелиться.

Я взял его на руки, сел около дерева и стал оплакивать его. Я ненавидел себя. Я не могу поверить, что я сделал то, что сделал. Это не укладывалось в моей голове. Я понял, что я сделал ужасное дело и теперь поздно что‑либо исправлять. Я понял, что он меня теперь не простит, потому что его уже нет в живых.

И вот я, жестокий и безжалостный, остался сам с собой наедине, и тело убитого мной напоминает мне о том, какая я нечисть. Я сидел так некоторое время, а затем вырыл ему могилу и бережно положил его туда, аккуратно закопал и поставил сверху веточку с зеленым листочком. Я сидел на его могиле до вечера и не хотел никуда уходить. Я хотел, чтобы он меня простил, я хотел доказать ему, что я вовсе не ужасный и безжалостный, что я мог бы быть его другом, если бы он воскрес. Когда наступила ночь, я был вынужден пойти домой, и я ушел. С того момента я изменился и никогда никому не причинял вреда.

Я специально описал вам все так, как я чувствовал, так, как я это видел и вижу сейчас. Я мог бы сказать проще, но тогда вы не поняли бы, насколько тяжелое это воспоминание и не поняли бы, насколько ужасный поступок я совершил.

Все же, говоря проще, в майские дни по вечерам все дети ловили майских жуков и сажали их в спичечные коробки. Вот и я поймал такого жука. Подержал его до утра в спичечной коробке. Потом проткнул его гвоздем много раз. Потом залез на дерево и сажал на веточку, по которой он начинал ползти и падать, а я подхватывал его налету и снова это делал. А затем похоронил его.

Некоторые, а возможно и многие, могут усмехнуться и сказать: "Подумаешь, жука убил!" Только ведь дело не в том, что я его убил, а в том, с какой жестокостью я это сделал. С какой яростью и извращенностью. Мне стыдно за то, что я совершал деяния, которые я презираю сейчас. Что я не был творением природы. Мне печально вспоминать об этом, потому что я отнял жизнь у невинного, я вмешался в жизнь и распорядился ею более чем жестоко. Для меня нет разницы, у кого отнимать жизнь. Всяческое убийство, беспричинное, необоснованное, является ужасным деянием, будь то муравей, жук, птица, животное, человек или растение.

Сейчас я не имею таких бесноватых пороков, но мне стыдно, что они у меня были. И я по‑прежнему понимаю, что время назад не вернуть. И жучок, над которым я измывался, давно умер и не простил меня. И не знает, что сейчас я хороший человек.

Я прошу прощения у него. Прости меня жучок.

Разве добры Небо и Земля? Для них все равны, трава, звери…
Разве мудрый добр? Для него все равны, люди, трава, звери…

Лао Цзы

Бесконечное путешествие

Сказка ложь, да в ней намек!

Русская пословица

По горной дороге ехал поток машин. Автомобили двигались не спеша, друг за другом, придерживаясь своей полосы. Мужчина пятидесяти семи лет, которого звали Юрий Иванович, равно как и остальные, внимательно следил за дорогой. В машине он был не один. Его то и дело отвлекала сидевшая сзади пятилетняя внучка. Она постоянно что‑то громко кричала, просила, вставала с сиденья, пытаясь перелезть вперед, в общем и целом вела себя, как среднестатистический капризный ребенок.

Такое поведение своей внучки Юрию Ивановичу приходилось наблюдать регулярно, даже постоянно. Примечательно то, что, несмотря на ее избалованное поведение, лишь ему одному удавалось держать ее в рамках приличия тогда, когда это было нужно. Остальные родственники не имели практически никакого влияния, постоянно, что называется, сюсюкались с ней, пытались найти какой‑то подход и занимались прочими бесполезными делами. В то время как Юрий Иванович однажды понял: все дело не в подходе к ребенку, а в эгоизме, который был отчасти привит, а отчасти проявился в Ирине на генетическом уровне. Потому он всегда действовал без церемоний и довольно радикально, по принципу "или‑или", и этот подход имел крайне благоприятное влияние.

"Я не буду кушать", — могла начать капризничать Ирина во время обеда. "Не хочешь — не надо, — отвечал дедушка, — значит, в следующий раз будешь кушать часов через пять, когда настанет ужин". У ребенка моментально просыпался аппетит, к удивлению окружающих, которые выводили целые философские теории, почему ребенок отказывается кушать и почему ведет себя так неприлежно.

Однако у Юрия Ивановича был еще один козырь в запасе. Он обладал бурной фантазией, которая сопровождалась иронией и чувством юмора. Это понимали, конечно, взрослые. Дети же, принимали все его сочинения за чистую монету. Дети Юрия Ивановича до сих пор вспоминали сказания отца, постоянно смеясь над собой, над самой выдумкой, и с удовольствием слушали новые, которые теперь уже были адресованы его внучке. Например, про некоего Алешу‑Великана, который, в случае плохого поведения, придет и съест все сладости в доме. Или про мифического дядю Сашу, который может прийти и разобрать телевизор или ноутбук, в случае долгого просмотра мультиков. Но в этот день Юрий Иванович ехал по горной дороге и у него не было желания что‑то придумывать для того, чтобы угомонить свою внучку. Скорее он испытывал раздражение от ее очередного каприза. Ирина попыталась снова перелезть на переднее сиденье, в результате чего задела руку Юрия Ивановича, и машина вильнула.